Александр, на первой встрече в 2011 году, как своего оппонента Вы упомянули Бориса Гройса. Скажите, почему Вы выбрали именно его, и по каким позициям Вы собираетесь с ним полемизировать?
Feofangrek, к Гройсу у меня давнишние вопросы, о которых я не раз говорил на семинарах, но, тем не менее, охотно повторю: основными объектами критики для меня выступают две выделенные им культурные закономерности, обозначенные как связанные. Во-первых, это предствление об "историческом архиве", который, якобы хранит "самое ценное" из культурного производства - наблюдение сомнительное для меня не в силу его неверифицируемости (за что обычно Гройсу как раз пеняют), но ввиду того принциипа, на котором, по мнению Гройса, держится именно современный архив и который механически комплектуется из того, что Гройс называет "интересным", или же - его второе ключевое понятие - "новым". Здесь и находится основной пункт моего недоверия, поскольку то понятие новизны, которым Г. пользуется и которое заключается у него в факте успеха "отрицания всего тривиализированного", с моей точки зрения абсолютно некорректно в свете психоаналитического (в самом широком смысле) опыта. Так, "новизна" в качестве "отрицания банального" берется Г. как чистый прием, как некая наконец найденная в эстетике счастливая возможность для автора или философа прославить себя, притом что для Г., как, кстати, частично и для Жижека, даже вопроса не встает о том, каким именно образом "отрицание тривиального" само по себе не просто стало "ценностью", но исторически приобрело черты истины. Иначе говоря, в выходе на первый план нарастающего недовольства тривиальным Гройс не видит ничего структурно-фундаментального и, стало быть, ничего такого, что заставило бы продумать это новое положение и дать ему объяснение не в свете культурологии или вульгарной футуристической историографии ("ускорение темпа жизни" и бла-бла-бла), но в свете истинного и все усиливающегося недовольства некоторыми начальными допущениями всей современности - недовольства, постепенно сгущающегося над всей сферой и черпающего свой теоретический настрой не только в философском или эстетическом, но также и в политическом анализе. Гройс этими вещами до поразительности не интересуется - в каком-то смысле он до сих пор остается "эрудитом 90-х" с характерными для их манеры бытовыми выводами, парадоксально сделанными на основе довольно сложных, тогда только переведенных в России текстов. При этом я бы не сказал, что Гройс является основным оппонентом - я даже не уверен в том, что в ближайшие два-три года мы войдем хоть в какой-либо контакт. Тем не менее, удивительная наблюдательность его прозрений вкупе с ужасающе примитивной трактовкой доступного ему ценнейшего материала меня лично интригует.
Александр, на первой встрече в 2011 году, как своего оппонента Вы упомянули Бориса Гройса. Скажите, почему Вы выбрали именно его, и по каким позициям Вы собираетесь с ним полемизировать?
ОтветитьУдалитьFeofangrek, к Гройсу у меня давнишние вопросы, о которых я не раз говорил на семинарах, но, тем не менее, охотно повторю: основными объектами критики для меня выступают две выделенные им культурные закономерности, обозначенные как связанные. Во-первых, это предствление об "историческом архиве", который, якобы хранит "самое ценное" из культурного производства - наблюдение сомнительное для меня не в силу его неверифицируемости (за что обычно Гройсу как раз пеняют), но ввиду того принциипа, на котором, по мнению Гройса, держится именно современный архив и который механически комплектуется из того, что Гройс называет "интересным", или же - его второе ключевое понятие - "новым". Здесь и находится основной пункт моего недоверия, поскольку то понятие новизны, которым Г. пользуется и которое заключается у него в факте успеха "отрицания всего тривиализированного", с моей точки зрения абсолютно некорректно в свете психоаналитического (в самом широком смысле) опыта. Так, "новизна" в качестве "отрицания банального" берется Г. как чистый прием, как некая наконец найденная в эстетике счастливая возможность для автора или философа прославить себя, притом что для Г., как, кстати, частично и для Жижека, даже вопроса не встает о том, каким именно образом "отрицание тривиального" само по себе не просто стало "ценностью", но исторически приобрело черты истины. Иначе говоря, в выходе на первый план нарастающего недовольства тривиальным Гройс не видит ничего структурно-фундаментального и, стало быть, ничего такого, что заставило бы продумать это новое положение и дать ему объяснение не в свете культурологии или вульгарной футуристической историографии ("ускорение темпа жизни" и бла-бла-бла), но в свете истинного и все усиливающегося недовольства некоторыми начальными допущениями всей современности - недовольства, постепенно сгущающегося над всей сферой и черпающего свой теоретический настрой не только в философском или эстетическом, но также и в политическом анализе. Гройс этими вещами до поразительности не интересуется - в каком-то смысле он до сих пор остается "эрудитом 90-х" с характерными для их манеры бытовыми выводами, парадоксально сделанными на основе довольно сложных, тогда только переведенных в России текстов.
ОтветитьУдалитьПри этом я бы не сказал, что Гройс является основным оппонентом - я даже не уверен в том, что в ближайшие два-три года мы войдем хоть в какой-либо контакт. Тем не менее, удивительная наблюдательность его прозрений вкупе с ужасающе примитивной трактовкой доступного ему ценнейшего материала меня лично интригует.